Колумбово яйцо. Из рассказов геолога - Анатолий Музис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВОЛОДЯ: Что ж, могу порекомендовать. (С а в е л ь е в у) Шофер экстра-класса, профессия на стройке нужная.
ЛЕНОЧКА (злорадно): Езжай, езжай. Вот убежит от тебя твоя Тоська, будешь знать.
ВАСИЛИЙ (весело): Не убежит, я ее держу тремя руками. Твое здоровье, Ленок! (Пьет, ставит рюмку на стол) Вы мне адресок на случай оставьте, а то некогда сейчас.
(С а в е л ь е в пишет ему адрес, В а с и л и й складывает бумажку и прячет ее в нагрудный карман)
Ну, бывайте. Ждут меня.
САВЕЛЬЕВ: Всего хорошего.
(В о л о д я провожает В а с и л и я, о чем-то тихо переговариваясь и выходит с ним из квартиры)
КОВАЛЬЧУК (к Л е н о ч к е): А я, честно признаться, сначала думал, что и вы с радостью… Как к нам в Волжский.
ЛЕНОЧКА (раздраженно): Ха! Да знаете ли вы зачем я поехала к вам? Я ездила, чтобы вернуть мужа! Да, да! Что вы на меня смотрите? (Несколько успокаиваясь) В письмах Володи становилось все меньше нежных слов и все больше чужих, непонятных. Эстакада. Бьеф. Перемычка. Котлован… Можно было сойти с ума. Мне стало казаться, что стройка отнимает у меня Володю. И мама сказала: «Муж он тебе или кто? Поезжай. Надо вернуть его».
САВЕЛЬЕВ (иронически): Да, муж дело серьезное.
ЛЕНОЧКА: И не шутите. Окончание института ничто по сравнению с замужеством. (Убежденно) Я вытащила его из Волжского и теперь никому не отдам и никуда не отпущу.
(Возвращается В о л о д я)
ВОЛОДЯ: Поедут. Они с Тосей одной косточки. И взгляд у них на все один, общий.
ЛЕНОЧКА: Взгляд! Скажи уж – заработком соблазняешь. Кстати, здесь тоже можно хорошо заработать. Вот Иванов, никуда не уезжает, а получает в два раза больше тебя.
ВОЛОДЯ: Я не знаю Иванова. Если он толковый инженер, ему и следует платить больше, чем другому, а если мазурик, тем более не пример.
ЛЕНОЧКА: У него такой же диплом, как у тебя.
ВОЛОДЯ: Диплом! Диплом! Для одного диплом только прибавка к зарплате, а для другого – обязательство на будущее.
ЛЕНОЧКА: Ты идеалист.
ВОЛОДЯ: Аты… (смотрит на Леночку, словно только что увидел ее) … Ты такая же, как твоя мама.
ЛЕНОЧКА: Моя мама ничуть не плохой человек.
ВОЛОДЯ: Она человек девятнадцатого века, а мы живем в двадцатом. Во второй половине. Ты можешь это понять?
ЛЕНОЧКА: Где уж мне. Я человек средний.
ВОЛОДЯ: Тем более! Средний человек должен двигаться. И думать! Думать, Думать, иначе он покроется плесенью.
ЛЕНОЧКА: Значит мне суждено покрыться плесенью.
ВОЛОДЯ: Ты знаешь кто? Ты…
САВЕЛЬЕВ: Володя, опомнись!
ЛЕНОЧКА: Нет! Нет! Пусть он скажет! Я уже стала плохая? Да? У тебя другая. Я тебе больше не нужна? Да!
САВЕЛЬЕВ: Леночка! Причем другая?
ЛЕНОЧКА: Нет, пусть он скажет. Ну, скажи, скажи. Спросите его, почему он молчит?
ВОЛОДЯ: Я поеду на Витим!
(Мгновение они молча смотрят друг на друга, как враги. Затем Л е н о ч к а закрывает лицо руками и с плачем выбегает в соседнюю комнату. К о в а л ь ч у к укоризненно качает головой, выходит за Леночкой. Долгая пауза. Возвращается Ковальчук)
САВЕЛЬЕВ: Что она?
КОВАЛЬЧУК: Плачет. (В о л о д е) Сходи, поговори с ней.
(Пауза. В о л о д я уходит)
КОВАЛЬЧУК: Неловко получилось. Жили они тихо, мирно. Мы приехали, растревожили их.
САВЕЛЬЕВ: Кто их растревожил? Они давно сами растревожены.
КОВАЛЬЧУК: Давно или недавно – не наше дело. Не надо было затевать разговоры о Витиме.
САВЕЛЬЕВ: Причем тут Витим? Разве ты не видишь – из их отношений ушла тайная радость любви.
КОВАЛЬЧУК: Ушла? Почему?
САВЕЛЬЕВ: Ты спрашиваешь, будто в жизни на все существуют готовые ответы.
КОВАЛЬЧУК: Но ведь какой-то ответ должен существовать!
САВЕЛЬЕВ: Какой ответ? Просто все меняется.
КОВАЛЬЧУК: Ну и что?
САВЕЛЬЕВ: Видишь ли, Степан. Раньше люди были отделены друг от друга расстоянием и невежеством. А сейчас земля перестала быть необитаемой планетой. Она населена людьми, самыми разными. И если сосед родился рядом с тобой, это еще не значит, что он тебе ближе всех.
КОВАЛЬЧУК: Но ведь еще год назад, день назад Леночка была для него хороша?..
САВЕЛЬЕВ: Я и сейчас не говорю, что она плоха. Но понимаешь, Степан, жена – это мина замедленного действия. Пока не сработает часовой механизм, ничего нельзя знать заранее.
КОВАЛЬЧУК: Мне сейчас не до шуток.
САВЕЛЬЕВ: Что же ты хочешь?
КОВАЛЬЧУК: Мы не должны тянуть его за собой, не должны становиться причиной их размолвки.
САВЕЛЬЕВ: Чудак! Разве мы его тянем?
КОВАЛЬЧУК: Мы должны объяснить Володе, что его решение неразумно.
САВЕЛЬЕВ: Объяснить?
КОВАЛЬЧУК: Да. Он не должен ехать.
САВЕЛЬЕВ: Но ведь говорить, что Володя поступает неразумно, так же смешно, как претендовать на реку за напрасный расход воды в половодье.
КОВАЛЬЧУК: Перестань мыслить как инженер, хоть раз подумай как нормальный человек.
САВЕЛЬЕВ: Но ты не знаешь Володьку. Что ему эта квартира – стены караулить?
КОВАЛЬЧУК: Значит, чтобы не «караулить стены» можно уйти из семьи?
САВЕЛЬЕВ: Ты опять! Пойми! Для него сейчас вопрос не в том – остаться или уехать. И не в том – эта или другая. А в том – согнуться, смириться с тем, что есть, или снова начать жить яркой интересной жизнью.
КОВАЛЬЧУК: Согнуться – не переломиться. Ничего с ним не будет если и останется. А если уедет – семье конец. Это точно!
САВЕЛЬЕВ: Но если и останется, тоже еще не известно, что будет. Ты, Степан, знаешь мою Лару. Она трудолюбивая женщина, добрая мать, верная жена. Казалось бы все качества! А жизни у нас ведь не получилось. Факт! Не то, чтобы катастрофа, а так, нет радости да и все. А почему? Ответ прост. Лара была способным ординатором. Но для меня она оставила столичную клинику, променяла блестящий круг профессоров и ассистентов на скромную должность лечащего врача в поликлинике для сезонников. Только сделала она это против желания. Подвиг свой превратила в жертву. И потускнела. Потеряла интерес к жизни. Что ни делает, словно тяжелый крест несет. И меня этот крест вдвойне давит.
КОВАЛЬЧУК: Не понимаю, какое отношение это имеет к Володе?
САВЕЛЬЕВ: Ты требуешь от него не подвига, а жертвы.
КОВАЛЬЧУК: За что же ты клял мою Ксану, если сейчас защищаешь его?
САВЕЛЬЕВ: Сравнил! Твое счастье было предано. А тут совсем другое дело. Володька представляет собой идею. Ему не пристало считаться с личными невзгодами.
КОВАЛЬЧУК: Но это не его невзгоды. Это ее невзгоды.
САВЕЛЬЕВ: В наше время, кто не идет в ногу с веком, тот не имеет права и на личное счастье.
КОВАЛЬЧУК: Ах, «не имеет»! Но Ларе ты же не сказал «иди»!
САВЕЛЬЕВ: Не сказал. Но в том-то наша с тобой беда: видим, понимаем, а решимости в нужный момент не хватает. А у Володьки хватит. Он моложе, сильней, а главное – принципиальней.
КОВАЛЬЧУК: Нет! Нет! И нет! Не позволю. Не дам ломать душу. Ты знаешь, что это будет значить для Леночки? Счастье – великий дар. Если оно выпадает человеку, он не вправе им не воспользоваться. у Володи замечательная семья. Ломать ее. Любимому не изменяют, тем что дорого не рискуют.
(К о в а л ь ч у к наступает на С а в е л ь е в а, фигура его распрямилась, волосы отброшены назад, глаза горят. Он выглядит моложе, красивее, сильнее)
САВЕЛЬЕВ: Да что с тобой, Степан! Ты за всю свою жизнь… даже когда Ксана… столько не сказал…
КОВАЛЬЧУК: То было моя боль и я молчал. А сейчас вы хотите обидеть другого человека. Чистого. Любящего. Хорошего. Хотите растоптать ее любовь, изувечить душу.
САВЕЛЬЕВ: Степан!..
КОВАЛЬЧУК: Ничего не хочу слышать. Так всегда: сначала не хотят стены караулить, а потом заводят себе другую. Пусть они или оба едут, или оба остаются.
(Из детской выходит В о л о д я. К о в а л ь ч у к поворачивается к нему)…
КОВАЛЬЧУК: Что она?
ВОЛОДЯ: Все то же. Не могу же я принимать ее слезы за аргумент.
КОВАЛЬЧУК: Плачет, значит любит.
ВОЛОДЯ: Ты добрый человек, Степан. Я знаю.
КОВАЛЬЧУК: Ты ничего не знаешь. Мир стоит тысячи лет, а посмотри – каждый год сидят парочки и заново обсуждают вопрос: «Как жить?». А твой вопрос решен. У тебя чудесная жена. С ней можно чувствовать себя легко и спокойно.
ВОЛОДЯ (с горечью): Да, можно. Надо только закрыть дверь, чтобы не тревожили воспоминания.
КОВАЛЬЧУК: А ты закрой. И потерпи. Потерпи! Самый лучший растворитель – терпение.
ВОЛОДЯ (к С а в е л ь е в у): И ты?.. Ты тоже так думаешь?
(С а в е л ь е в молчит. Он в смятении, он не знает, чью сторону ему принять)
КОВАЛЬЧУК (нетерпеливо): Ну?..
САВЕЛЬЕВ: Нет, я не могу. (Отворачивается)
КОВАЛЬЧУК: Не спеши. Подумай еще. Посоветуйся. Остаются чаще всего не потому, что это решение вопроса, просто возникают новые, еще более сложные проблемы. А нам пора.
САВЕЛЬЕВ: Да, нам пора.
КОВАЛЬЧУК: Ты извини… Из-за нас так получилось. А Леночка тут не причем. И не делай глупостей. Ничего не делай, не подумав как следует.
(В тягостном молчании подходят к вешалке. К о в а л ь ч у к и С а в е л ь е в одеваются. К о в а л ь ч у к заглядывает В о – л о д е в глаза)